...Ангел мой, солнышко моё… С самого рождения я всегда говорила эти слова, обнимая свою Валюшку. И в радости, и в горе — она всегда была со мной. Она была нашим желанным шестым ребёнком в большой, обычной многодетной семье. Ходила в обычную школу, занималась дзюдо и рисованием.

...В 2018 году мы переехали в Одинцово, к старшей дочери, которая тогда подарила мне первого внука. По состоянию здоровья она была инвалидом детства, у неё ДЦП, поэтому моя помощь была ей необходима. Этой же зимой Валюша стала жаловаться на боль под коленом после катания на коньках. Мы пошли в детскую поликлинику — и начались бесконечные очереди, консультации, разводы руками. Лишь через полгода вынесли диагноз — ревматоидный артрит под вопросом. Её госпитализировали «на обследование», но вместо обследования начали лечить этот сомнительный диагноз: прогревания, уколы — как потом выяснилось, прямо в опухоль. Она плакала, говорила, что ей больно, просила не делать, но терпела, стойко всё переносила. Это было необоснованное лечение…

После выписки, буквально через неделю, у неё появилась огромная опухоль на бедре. Она резко выделялась на её хрупком, худеньком тельце. Так мы оказались в онкоцентре в Балашихе. Диагноз — саркома Юинга четвёртой степени. Начались тяжёлые дни химиотерапии.

...Валюшка прошла все протоколы лечения. То одна опухоль уменьшалась, то появлялись новые. Лежа под капельницами, с тазиками рядом и тошнотой, она всё равно с нетерпением ждала волонтёров фонда. Так в её жизни появились Юля, Жанна и Галя.
Юля и Жанна стали для неё как родственные души — смеялись вместе, делились секретами, обсуждали разные идеи. А с Галей Валюшка занималась рисованием — это были её самые любимые и долгожданные минуты. Так и появились её работы.

...Помню, как только мы переехали в Одинцово, она вместе со старшими сёстрами, Сашей и Дашкой, рисовала «плакат желаний». Украшали его, обсуждали будущее. И тогда Валюшка сказала: «Я всегда буду жить с мамой. Мы с мужем построим двухэтажный дом с лифтом. Маме не придётся ни готовить, ни стирать, ни убираться». Я тогда спросила: «А зачем лифт в двухэтажном доме?» А она отвечает: «Чтобы ты себя и свои ножки поберегла».

... вот мы оказались в доме с маяком — двухэтажное здание, лифт, еда, много отзывчивых и добрых людей. Там мы провели последние дни жизни моей девочки. Чтобы я не плакала, она каждый день повторяла: «Я сильная, я вылечусь, я справлюсь. Не переживай, всё будет хорошо». Мы никогда с ней не говорили о смерти. Она не задавала вопросов ни в четыре года, когда умерла её старшая сестра от аневризмы, ни в начале лечения, ни потом, когда в онкоцентре слышала про других детей, которых уже не стало. Даже когда понимала, что это коснётся и её. Для нас эта тема словно всегда была негласным табу.

Я боялась что-то объяснять, а она всё чувствовала сама. Никогда не спрашивала о том, что ей было неинтересно. Она всегда думала обо мне: «А как мама переживает?», «А не причиню ли я боль?» Уже потеряв зрение, сидя в инвалидном кресле, она продолжала заботиться о других: когда её везли на коляске, спрашивала: «А вам удобно, если я так сяду? А вам удобно меня везти вот так?» Она была необыкновенно заботливым человеком.

...В десять лет она начала учиться в художественной школе, но через полгода мы переехали в Одинцово, и там мы не успели её никуда записать до болезни. В Балашихе она очень ждала занятий по рисованию. Она рисовала сама, полностью погружаясь в процесс и забывая о болезни, строила планы, что хочет изобразить. Последние её работы были на тему космоса…